ЧЕ-ВЕНГУР

Не так давно по телевидению показали фильм об Эрнесто Че Геваре. Формальный повод – семидесятипятилетие со дня рождения героического партизана, как зовут Гевару на Кубе, реально – первая попытка в массовом порядке приблизить российского зрителя к тому, о чем давно говорит цивилизованный мир. Показали этот фильм в воскресенье вечером, в так называемый прайм-тайм, за несколько недель до показа не раз рекламировали (почти как “Идиота”), при том что Че Гевара никогда не был особенно популярен в Советском Союзе. Это на Западе из него сотворили кумира, а для нас не очень-то и понятно: зачем нам, собственно, нужен Че?

У нас не было своего шестьдесят восьмого года, мы не знали обаяния баррикад, студенческих волнений и демонстраций, зато у нас был расстрел в Новочеркасске в шестьдесят втором. Но весь наш вооруженный протест в зрелое советское время ограничился деятельностью небольших подпольных групп вроде той, в которой участвовал писатель Леонид Бородин. Это было совсем другое, ни с левацким бунтом, ни с партизанской войной не стыкующееся...

И тем не менее имя Че всегда находилось в Советском Союзе под негласным, полутаинственным запретом. Отчасти из-за резкого неприятия им хрущевского компромисса с Кеннеди во время Карибского кризиса все в том же шестьдесят втором. Но очевидно, что дело не только в аргентинской упертости. Че Гевара был человеком особой группы крови. И если с Фиделем Кастро советские власти сумели худо-бедно договориться и заставить играть по своим правилам, то Гевара был не просто неуправляем, но стал укором и примером настоящего революционера нашей дряхлой, развращенной верхушке. Перед ним было стыдно за то, что свою революцию утопили сначала в крови, а потом в мещанстве, что сдали в утиль все ее идеалы. Он по-своему совершенно справедливо разочаровался в советском проекте, и возразить ему нашим вождям было нечего, кроме пресловутого упрека в “экспорте революции”.

Не то чтобы у нас совсем о нем не писали. Существовала книга известного латиноамериканиста и профессионального разведчика и авантюриста Иосифа Ромуальдовича Лаврецкого-Григулевича в серии “ЖЗЛ”, была поэма Долматовского “Руки Гевары”, шел в конце семидесятых годов в Театре Вахтангова спектакль “Неоконченный диалог” о Че Геваре и Сальвадоре Альенде (последнего отлично сыграл Юрий Яковлев). Но все это не создавало массовости. От массового Че мы были так же отлучены, как от массовой западной культуры, и теперь наверстываем упущенное. Нашим ответом и нашей пародией сначала задумал стать Виктор Анпилов, затем Эдуард Лимонов, и, судя по ТВ, второму это отчасти удалось, но обаяния погибшего в Боливии аргентинца в Лимонове нет.

Че Гевара был тоже писателем, и очень неплохим. Он написал книгу “Эпизоды революционной войны” про кубинскую кампанию, написал “Боливийский дневник”. Но все это кажется бесконечно далеким от России. И наша смута, древняя ли, с Разиным и Пугачевым, или по времени более близкая, с Махно и Савинковым, – это именно смута, а не герилья вроде той, что описывал Гарсиа Маркес. Для нас она не более чем экзотика, латиноамериканский сериал.

Некоторую популярность Че в нынешней России сообщила книга Виктора Пелевина “Generation П”, где Гевару предприимчиво изобразили на обложке, благодаря чему наша младость смогла узнать о человеке, который давно стал брэндом глобального мира, хотя трудно найти большего антиглобалиста во всей истории двадцатого века. Тут нет ни противоречия, ни парадокса. Антиглобализм так же вошел в проект глобализма, как взращивание своей оппозиции в замысел Большого Брата в оруэлловском романе “1984”. Че был самым лакомым кусочком, подчинить его коммерции – воистину тут есть какая-то дьявольская усмешка, всегда сопутствующая великим людям. А Че был безусловно велик.

Возможно, по сути он был террористом. И погиб он, как террорист. И все же невозможно, немыслимо сравнивать его, например, с Басаевым или Бараевым. Представить, чтобы он мучил пленных, захватывал роддома и требовал выкуп за заложников... Он был последним, кто в своем революционном бунтарстве не перешагнул черту дикости. После него началось вырождение самой идеи вооруженной борьбы за свободу. Захват заложников в парламенте Никарагуа в конце семидесятых во главе с команданте Серо, Карлос Ильич Рамирес, спевшийся с мусульманскими террористами. После его смерти вся национально-освободительная борьба мало-помалу сошла на нет или превратилась в бизнес. За каждым терактом, даже с участием шахидов, стоят одновременно две вещи – немереные деньги и религиозный фанатизм. В жизни Че Гевары отсутствовало и то и другое. Он жил для справедливости и был тем героем, без которых человечество скучает, когда их нет, выдумывает, а потом разочаровывается и снова выдумывает.

Для русских такими героями когда-то были Байрон и Наполеон, и сколько произведений нашей литературы – от “Евгения Онегина” до “Войны и мира” и “Преступления и наказания” – было направлено на то, чтобы расколдовать национальное сознание. Деромантизировать Гевару нужды не было. Если искать ему какие-то параллели в нашей истории, а значит, литературе, то это, наверное, платоновский “Чевенгур” с Чепурным (Че Пурным, а puro по-испански значит “чистый”), Копенкиным, Сашей Двановым. И в этом смысле Че Гевара может стать нам даже более понятен, чем Западу, и мы скорее всплакнем о его судьбе и горько затихнем, когда увидим кадры, как тащат по воздуху мертвое тело, привязанное к вертолету.

Подобно чевенгурским коммунарам он был готов от своего бескорыстия устроить конец света мировой буржуазии и подобно им же погиб в безвестной безводной степи.

Алексей ВАРЛАМОВ
© "Литературная газета", 2003
№27 (5930) 2 - 8 июля 2003 г.
Источник: http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg272003/Polosy/art2_5.htm